Впервые

Прошлой ночью во сне летела в Америку.

Сперва через океан на самолёте, видимо, это я проспала. Потом через какие-то шлюзы, напоминающие гармошку троллейбуса, в небольшой зал ожидания. Там мне стало скучно, и я побродила по шлюзам вокруг, пока не нашла дверь со значком вроде «посторонним вход воспрещён». Вернулась, а в зальчике пусто, есть только один пассажир, почти ушёл тоже, и лежит на полу мой рюкзак и чья-то шляпа. Я спрашиваю: «А где все?», он отвечает, что уже пошли дальше, на следующий рейс. Подбираю рюкзак, тянусь к шляпе и говорю, мол, кто-то шляпу забыл. Пассажир смотрит непонимающе, и я осознаю, что он не знает русского, вопрос мой понял, потому что очевидно же, а отвечал на английском. Повторяю на английском, он отмахивается и говорит, что сейчас пройдёт автоподбиралка. Мы выходим за порог, и пол вздувается небольшими зигзагообразными складками, собирая мусор и какие-то мелкие предметы вроде мячика, и втягивает их вовнутрь.

Потом мы сидели в ещё одном зале, с виду таком же и тоже без окон, и какая-то девушка читала вслух книгу на русском с явным акцентом, споткнулась на слове «гамак» и спросила у нас, куда ставить ударение, мы подсказали. А потом вдруг оказалось, что мы уже летим, и почти прилетели.

А потом я проснулась. Так и не побывала в Америке и не увидела ни одной белки.

Фильм, который я смотрела в этом сне, мог быть вольной экранизацией «Лабиринта смерти» Филипа Дика.

Сразу должна сказать, что в фильмах моих снов широко применяется вид от первого лица, и героя, с которым в данный момент должен ассоциировать себя зритель, обычно не видно. Поэтому я буду называть героиню «я».

...я проснулась внезапно, в реальность, которой ещё вчера не было, но я всё равно помнила о ней. Иногда так просыпаются от слишком ярких снов, когда память уже вернулась, а восприятие реальности — ещё нет.

Я знала достаточно об игровом сюжете этого места, о Раковинах, чудодейственных артефактах, о Принцах, которые были связаны с Раковинами каким-то непостижимым образом. Память хранила множество мелочей и ярких образов, и почти можно было поверить, что именно так прошла вся моя жизнь.

Рядом со мной моя коллега и подруга Лили, и прямо сейчас мы находимся в центре какой-то интриги. Пытаюсь напрячь память и понять, в чём же дело, но только мелькают образы: знакомое лицо одного из Принцев, чёрт, это ведь тоже коллега, острые края раковины входят в грудь, гаснут глаза... наверное, надо кого-то спасать.

На краю поля зрения и на краю интриги, так что никак не выходит отвернуться и забыть, маячит внушительная фигура нашего капитана, здесь он нечто вроде министра, интригана и хитреца, в изысканных дорогих одеждах с широким стоячим воротником, вызывающим образы древних королей заодно с графом Дуку. Это здешнее главное Зло, и Рютгер Хауэр справляется с этой ролью безо всякого труда, и его извечно беспощадные глаза смотрят на нас издалека, но так, что не отвернуться и не забыть. Это якорь, и ничто вокруг больше не кажется ненастоящим, раз капитан здесь, кем бы он ни был. Нужно бороться с капитаном, это приказ капитана, а они не обсуждаются.

//я плохо запоминаю интриги и экшн, во сне тоже особенно не запомнила... героиня со своими верными друзьями обезопасила Раковины от коварного министра, спасла от верной смерти Принца (нет, не прекрасного, то есть прекрасного тоже, но стоило ему умереть, и всё бы полетело в тартарары, и таки чуть не полетело), а потом всё-таки проснулась

...это пробуждение было намного больнее предыдущего. Смутно ощущались игровые воспоминания, сквозь тонкую ткань рубашки врезалась в кожу спинка металлического стула, холодил руки стол кают-компании, до отвращения ничем не пахла белёсая масса в тарелке. Низкий потолок, тусклый белый свет, когда-то тёмная, а теперь выцветшая корабельная форма, неумело подстриженные волосы и усталые глаза. Лили с Принцем выглядят не лучше и смотрят так же уныло, но без лишнего недоумения. Они привычно и скучно, почти не просыпаясь, размеренно поглощают завтрак. Вот-вот поднимутся и уйдут по местам, в машинный отсек и на тоскливый пост в радиорубке.

На другом конце стола наш капитан, Рютгер Хауэр, та же тусклая форма, неряшливая причёска и усталое лицо. Его тарелка стоит на газете, сильно потёртых листках, покрытых мелким убористым шрифтом, он смотрит в эти листки всякий раз за завтраком, и мы не знаем, правда ли что-нибудь читает. Он сидит на таком же жёстком стуле, ест ту же невнятную массу безо всякого запаха, но от него веет королевским безразличием ко всему внешнему и наносному, и я поневоле задерживаю на нём взгляд, не в силах отогнать образ самоуверенного и злого министра в богатых одеждах.

Он поднимает глаза, извечно безжалостные пополам с усталостью, легонько усмехается, отодвигает тарелку и прячет газету в карман. Привычно мелькает дата, памятный нам всем день старта. Капитан поднимается из-за стола, смотрит на меня и говорит негромко, и в его тоне мне чудится извинение, что я же понимаю, всем трудно, мы так давно летим, и будем лететь ещё дольше...

Мне не выразить словами всё, что было сказано этим, слишком уж много. Да, я знаю, что это жестоко, да, они ничего не заметили, нет, я не мог справиться один, ведь выныривать так трудно, а мы долетим, должны долететь и не сойти с ума, да, это тоже плохо, но лучше, чем ничего, ты же понимаешь, что иначе нельзя.

Да, капитан. Слушаюсь, капитан.

гибрид The Matrix и «Глины» Дэвида Брина (я уже говорила, что это очень хорошая книга и уж точно лучший фантастический детектив, который я читала, правда, их было немного?).

Я была то собой, то самым что ни на есть Киану Ривзом. И вообще это был скорее фильм, а не сон. Я постепенно, медленно, всё замечая и понимая, сохраняя контакт с окружающими, теряла разум и размывалась. Что-то забывала, чего-то не слышала, слышала и видела то, чего нет. Всё больше и больше искажала смысл слов при их восприятии и произношении. Вокруг друзья, родственники, психиатры, все пытаются что-то делать, а я неотвратимо ухожу, пытаюсь удержать в фокусе рисунок ковра и не могу сказать, красные или жёлтые на нём узоры, т.к. они непрерывно меняют цвет. Слышу слова, они непрерывно меняют громкость и окраску. Кажется, что вот-вот провалюсь в этот ковёр, стану ковром...

Когда ощущение неправильности достигает апогея, я что-то делаю, и от этого в голове ближайшего психиатра появляется дырка. Одновременно это дырка как бы и в моей реальности, и сквозь неё веет свежим воздухом, настоящим миром.

Дальше много бега, прыга и всяческого экшна, смысл которого – убить как можно этих тварей, и с каждой смертью я возвращаюсь к себе всё больше. Они все не люди, а вроде дублей, они привносят в мой (только ли мой?) мир фальшь, и я очищаю его...

Помню ещё момент, когда, как мне кажется, всё уже хорошо, но я безумно устала, стою у края пляжа, а на лании прибоя сидит на корточках человек в костюме. Кажется, я его знаю и жду здесь, сейчас я подойду, и всё снова станет хорошо. Я подхожу медленно и тихо, не в силах избавиться от подозрительности, и в паре метров останавливаюсь. В человека бьют волны, и струйки воды просачиваются сквозь его спину и ткань пиджака, не встречая ощутимого сопротивления. Кажется, я кричу. Наверное, убиваю...

В следующем кадре я иду по обочине шоссе, в душе пустота. Мимо проезжают машины, что-то дружелюбно кричат... не прислушиваюсь, всё ещё сосредоточена на себе. Начинается подъём, продолжаю идти вперёд. Рядом останавливается машина, и кто-то радостно кричит мне, мол, ты чего отмораживаешься, разве ты не видишь – тебя кто угодно подвезёт!

Я оборачиваюсь и смотрю вниз, на дорогу. У каждой машины дружелюбно светятся фары. Я дома...

Ещё один сон-присутствие.

Она была, как это пишут, обычной девушкой, у неё была жизнь, город, мама и подруга. Я не помню, почему и зачем очередного лабораторного сверхчеловека решили сделать из неё. Я не помню, почему случилось так, что изменить никого из уже существующих нельзя, но в момент смерти можно извлечь из далёких вероятностей именно тот вариант, что нужен. И в ту секунду, когда она умерла, на другом конце города должна была пробудиться родоначальница нового вида, а может быть, просто оружие. Я не знаю, как называли её умные безумные люди в белых халатах, и флегматичные люди в костюмах и тёмных очках, и выпавшие из времени снайперы в чёрном. Она звала себя просто Я.

Наверное, её избрали не зря, потому что боролась она до конца. Конечно же, ей не удалось предотвратить свой конец, но она ушла, увлекая за собой подругу, ролдь которой забылась, но явно была немалой и очень плохой. Ушла, зная, что всё не зря, и та, другая, проснётся на свободе.

Рождение есть боль и страх, а для неё — ещё и обжигающий холод. Влажный воздух, которым нужно научиться дышать. Странные люди, которых так лекго научиться бояться. Мокрый шифер под босыми ногами. Послушные упругие линии повсюду, позволяющие отталкиваться и летать, а может, просто последовательно прыгать, и в самом деле, чем полёт хуже совокупности дуг окружности.
( Read more... )

Снился конец мира.

Что-то вроде рака у всей планеты, разрушение шло медленно, но неотвратимо, и мы всей школой пытались как-то спастись… куда, зачем? — понятия не имею, чувство обречённое, но почему-то светлое. Может быть, если долететь вовремя, ещё можно выжить… Сон закончился раньше, потому не помню. Не в моих привычках радоваться исходу в стиле «мы все умрём», да ещё и одновременно, медленно и глядя друг другу в глаза.

Было много полётов в стиле «долой физику!». Учебный Голден начал разрушаться прямо в воздухе, пришлось бросать запаску и с трудом искать своих. Следующий полёт уже почему-то без подвески (не могу понять, как держалась... руками за свободные концы, что ли? сон ведь…) и на запаске, не обычной парапланерной, а планирующем парашюте. Взлёт в бриз на берегу моря, полёт недолгий, но было очень важно именно оторваться от земли. У рака свои законы.

Половина квартиры, покрытая серыми веточками метастаз. Нигде нет камеры, вообще не помню её во всём сне. Радость: рюкзак с подвеской и запаской цел… лететь в следующй раз уже на ней, почему-то рвётся прямо в воздухе, но лечу невысоко, и после на земле зашиваю её обычными нитками. Полёт в тандеме — просто держась сзади за талию и плечи пилота, без всякой подвески. Бесконечные материальные и географические потери, наполняющее всё фоновое чувство, будто бы это всё неважно, неважно, неважно… дом. город, работа, жизнь… всё уходило, мир сужался до расстояния между клевантами, человечество стремительно ужималось до нескольких десятков пилотов, грустный, но невыразимо настоящий мир. Ещё один шанс понять, что же действительо важно.

Такое бывает, когда есть, что видеть.

Сон. Частично фильм, частично глазами эдакого доктора Ватсона. Временами вообще осознанное сновидение.

Начинается с того, что спящая я вспоминаю какую-то серию из X-files, которой никогда не было. Итак, двое неких детективов прибывают выполнять задание. А может быть, просто в отпуск выбрались. Есть бедный квартал, вечно занятые родители, три очень высоких этажа очень старого дома, очень старый и давно сломанный лифт. И дети — мальчик и девочка, оба лет 7—10, мальчик приходится девочке племянником. Скрытные, нелюдимые, признающие лишь одиночество и компанию друг друга. Ну и есть, конечно же, странности. Именно эта деталь успела вылететь из головы, кажется, детишки умели выполнять свои желания, но это требовало особого ритуала. Прибытие нас двоих они восприняли как подарок судьбы, т.к. теперь всё получалось не только на рассвете, правда, требовало тактильного контакта. Кажется, только со мной, т.к. Холмс нашей парочки (я в упор не помню, кто был моим напарником и лидером, по-моему, просто некий собирательный образ Пуаро/Холмса и т.п.) был из того же мира, что и детишки, а я… ну, как минимум, это всё мне снилось, так что я явно из другого (проблески ОС, угу). В общем, меня весьма нервировали случайные прикосновения к рукам и лицу.

…я сперва думал, что это очень сложно, — пролететь вверх пять ступенек, как сквозь воду, а достаточно хорошенько оттолкнуться… — Малыш, но ведь это время, а не вода…

… там парень и девушка, очень старые, мёртвые и совсем синие. Вы не сможете их увидеть, их видим только я и Полянка (имя сконструировано по эмоциональному отпечатку, я не уверена, что во сне оно выразилось в словах). Они сидят в кабинке лифта на скамейках, лицом друг к другу, и так много-много лет. Я жду рассвета, чтобы снова прыгнуть туда, насквозь.

Маленькие хитрецы исполняли какие-то свои желания, но проклятие, несомненно, было. И я помню, уже со стороны, как стремительно приближается рассвет, как открывается дотоле непокорная дверь, и изящно поднимается проржавевшая решётка, и открываются створки лифта, и поднимают головы полупрозрачные Кай и Герда внутри. И рука, распахивающая перед ними дверь, — это естественное продолжение рассвета, его неумолимая живая сила.

Чудесно-рваный ритм ката. Образы, горящие перед глазами по сей час.

Он уходит туда, где, зови не зови,
По колено травы и по пояс любви.

© Белая гвардия, «Голубая стрела»

Я смотрела глазами некоего не то учёного, не то журналиста (не смейтесь, в том сне не было особой разницы), мужчины. Моя жизнь была интересна, сложна и насыщенна, и совершенно не скучна, а жизнь мира… тоже какой-то была.

Когда он пришёл, изменились обе.

Он сразу сказал всем, кто желал услышать, что пришёл убить меня. Я не могу припомнить точно его роста: иногда мне казалось, что всего-то метра 4, иногда — что все 15. Остановимся на шести, это наиболее общее впечатление. Иногда он казался Кинг-Конгом, иногда просто большим человеком, иногда — Шумиловским драконом по общему образу (нет, крыльев не было, хвоста тоже).

Я бегала от него по всему свету, упорно продолжая свою работу и сохраняя прежний ритм жизни. Но однажды наступил момент, когда бежать стало некуда, и мы наконец встретились. Тогда я утонула в его фрактальных глазах и с пугающей ясностью поняла, как мало общего у слов и их значений.

Он пришёл, чтобы убить меня, он стремился к этому каждой клеткой своего огромного совершенного организма. Он пришёл, чтобы стать моим другом, моим последним другом. Он пришёл, и значит, я умру, можно сказать, я уже мертва, хотя нет, жива, бесконечно жива, живее, чем когда бы то ни было. Я тонула в бесконености фракталов и видела там безмерное восхищение, восхищение моей жизнью и моей смертью, безмерное счастье… счастлив знать тебя, счастлив видеть тебя, счастлив убить тебя.

В этой остроте пониманияжизни и смерти было и безумие воинов-поэтов, и спокойное отношение к телам ушедших друзей, принятое в Stranger in the Strange Land.

Судьба, такая пугающая своей определённостью. Счастье, почти невыносимое в своей беспредельности. Вечность, зовущая за собой.

Приди же — и встретишь мою улыбку.

…смотрю в глаза, не отвожу взгляда. Он весел сейчас, и смотреть очень тепло. А во мне живёт знание, и нет вопросов, что правильно, а что нет. Не сейчас.
— И куда теперь: в Барн или в Айлес?

Задумывается, без всякого напряжения, ведь для него совершенно естественно решать сложнейшие задачи. Молча жду, пока в процессе решения он не наткнётся на недостаток данных.
— А зачем нам туда?

Улыбаюсь, по-прежнему знаю, что правильно, по-прежнему не отвожу глаз. Так бывает.
— Люк, — впервые называю это имя, с восторгом наблюдаю реакцию.

В этом мире, где каждому дают столько имён, сколько нужно, чтобы обратиться и выразить нужную эмоцию одним словом, редкие имена так важны и изумительны. Мы оба знаем, что означает это.

Изумление в уголках глаз, пока ещё несмелое, выбирается наружу, перерастая в весёлое безумие. Где огонь, где крылья, где бешеное полыхание ауры, — все эти символы фамильного герба? Их нет, как всегда, есть только стремительная чёрная фигура и пропасть глаз, но я вижу, как рвутся из плена пламенные крылья, как раскрывается знание, та же неумолимая правильность, что растеклась по моей душе.
—Допустим, не Люк, а Ль'леАгре…

Ещё одно имя, ещё одно значение.

…несёмся по низким галерейкам под вечным дождём. Я давно потеряла чувство направления, но оно и не нужно сейчас. Путь известен, Барн ждёт нас, а значит, мы там будем.

А ещё я помню улицы, залитые водой по колено, и это никого не беспокоило. И яростны солнечный свет, заливающий мокрый город, но никому не было душно. И таксиста, что делал наркоту из денег и продавал её своим же клиентам. Помню задумчиво выбравшуюся из такси фигуру, альбом с образцами в руках, будто случайно упавшую в воду монетку. Словно мимолётный, но тяжёлый взгляд-слово: «Пожалеем?». Отвечаю движением бровей: «Вот гад, не отдал мне сдачу!». Монетки торжественно погружаются в очередную лужу.

Больше я ничего не помню из событий, только обрывки знаний о мире.

А представляете, каково было проснуться оттуда в стучащую реальность поезда? Я отвечу, как… чудесно. Ведь это было.

Мне опять снился сон про эльфов. И еще там второй раз в моей жизни проявился дар Целителя, о как! Ня-я...

Подробно уже не помню. Знаю, что мы с братом...
****они-ча-аан!!
...отправились куда-то с каким-то заданием. Для этого нам и пришлось стать эльфами, это был самый легкий способ выполнить задание. Причем ни родители, ни прочие из прежнего окружения не должны были знать об этом... на вид сие было вполне незаметно, никаких тебе километровых ушек... Зато дар исцеления был вполне себе приобретенный вследствие превращения. Брат тоже что-то там приобрел...
****нет, я не помню, который из 4 моих братьев это был. Явно не первый, ибо он там еще потом мелькал, и явно не второй, ибо нечему там делать этому зануде. Так что будем считать, что четвертый, ибо мне так больше нравится. В любом случае, их всех я имею полное право называть "они-чан", ибо все они старшие. Младшими обзавестись у меня как-то никогда не получалось...

Вот из-за этого-то злобного инкогнито и приходилось прятаться за разными выступами метсности, вести дипломатические беседы с родствениками и ни за что не признаваться, что мы эльфы. И даже не думать о том, что ими предпочли бы остаться...

Но это все была как бы память во сне, "настоящее" там началось в момент, когда туда же пришлось стать еще раз, а вот стали ли мы эльфами — я так и не поняла. По крайней мере, чужая энергия слушалась куда хуже... И выполнили ли мы задание, не знаю даже. Помню, как бежала по городу, эдакой смеси Киева и космопорта :-) Сейчас вспоминается жутенькая книжка Станислава Лема "Не возвращайтесь по своим следам", которую я так и не осилила до конца. Прочитала две трети, а ничего так особо и не произошло... Но около 20-25% книги персонаж бегал по космопорту планеты Земля, где прошло 100 с чем-то лет, пока он летал в космосе. И ни фига-то он там понять не может... Мне было легче: я все понимала и среди множества пешеходов и разного рода машинок лавировала без проблем. Разумеется, пешком, не думаете же вы, что Я хотя бы и во сне могу унизиться до вождения транспортного средства? ;-)) Там я и встретила первого брата... такого же взрослого и юного, каким он мне запомнился с осени. И то же невыразимое ощущение, что он намного моложе меня... и уж точно никак не старше на 19 лет, как это есть в действительности! Да, я скучаю, мне не нужен Мастер Сновидений, чтобы это понять.

Итого эти паршивцы-сны заставили меня скучать по двоим братьям сразу!